Левиафан, или Материя, форма и власть государства - Страница 84

И между законом и хартией. Точно так же употребляются в одинаковом смысле слова законы и хартии. Однако хартии суть дары суверена и являются не законами, а изъятиями из них. Формула закона есть jubeo, injungo – я повелеваю, я предписываю; формула же хартии есть dedi, concessi – я дал, я пожаловал, но то, что даруется или жалуется человеку, не навязывается ему законом. Закон может быть издан, дабы обязать им всех подданных государства; свобода же, или хартия, дается одному человеку или некоторой части народа. Ибо сказать, что весь народ государства пользуется свободой в отношении какого-нибудь пункта,– то же самое, что сказать, что в отношении этого пункта не было издано никакого закона или если такой закон был издан, то он ныне отменен.

ГЛАВА XXVII.О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ, ОПРАВДАНИЯХ И О СМЯГЧАЮЩИХ ВИНУ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

Что такое грех. Грехом является не только нарушение закона, но также выражение презрения к законодателю, ибо такое презрение есть нарушение всех его законов сразу. Поэтому грех может состоять не только в совершении поступка или высказывании слов, запрещенных законом, или в невыполнении того, что повелевает закон, но также в намерении нарушить закон. Ибо намерение нарушить закон есть в некоторой степени презрение к тому, кто имеет право требовать его исполнения. Тешить себя воображаемым обладанием имуществом другого человека, его слугами или женой без намерения отнять их у него силой или хитростью не есть нарушение закона, гласящего не пожелай, точно так же не является грехом, если человек испытывает удовольствие, воображая или мечтая о смерти того, от чьей жизни он может ожидать лишь вред и огорчение для себя, а грехом является лишь решение совершить какое-нибудь действие, которое может привести к осуществлению такой мечты. Ибо тешиться воображением того, что доставило бы удовольствие, если бы оно было реально, есть страсть, настолько свойственная природе как человека, так и всякого другого живого существа, что считать это грехом значило бы считать грехом само существование человека как человека. В силу этих соображений я считаю слишком строгими по отношению к самим себе и другим тех, кто утверждает, что первые движения души, хотя и подавленные богобоязнью, являются грехом. Однако я признаю, что лучше ошибаться в этом направлении, чем в другом.

Что такое преступление. Преступление есть грех, заключающийся в совершении делом и словом того, что запрещено законом, или в неисполнении того, что он повелевает. Так что всякое преступление есть грех, но не всякий грех есть преступление. Намерение украсть или убить есть грех, хотя бы это намерение не было выявлено никогда ни словом, ни делом, ибо Бог, знающий мысли человека, может вменить ему это в вину. Однако, до тех пор пока такое намерение не обнаружилось каким-нибудь поступком или словом, при наличии которых намерение могло бы стать объектом разбора земного судьи, оно не называется преступлением. Подобное различие делали и греки между словами аи.артт)иа и еухТ/п^а или ата, из которых первое (оно переводится как грех) обозначает всякое отклонение от закона, а два последних (они переводятся как преступление) обозначают лишь такой грех, в котором один человек может обвинять другого. Но в намерениях, никогда не выявившихся в каком-либо внешнем действии, никто никого не может обвинить. Точно так же и римляне словом peccatum, т. е. грех, обозначают всякого рода отклонения от закона, а под criinen они подразумевают лишь такие грехи, которые могут быть вскрыты перед глазами судей и поэтому не являются только намерениями.

Там, где нет гражданского права, нет и преступлений. Из обрисованного отношения греха к закону и преступления к гражданским законам может быть выведено следующее заключение. Во-первых, что там, где прекращается закон, прекращается и грех. Однако так как естественный закон вечен, то нарушение договоров, неблагодарность и высокомерие и все действия, идущие вразрез с каким-нибудь моральным принципом, никогда не могут перестать быть грехом. Во-вторых, что с упразднением гражданских законов перестают существовать преступления. Действительно, так как с упразднением гражданских законов остаются лишь естественные законы, то ни один человек не может обвинить в чем-либо другого человека. Ибо в этом случае каждый является судьей самому себе и может быть обвинен лишь своей совестью и признать себя оправданным на основании чистоты своих намерений. Если поэтому его намерение честно, его поступок не является грехом. В противном случае его поступок – грех, но не преступление. В-третьих, что, если перестает существовать верховная власть, перестают также существовать и преступления. Ибо там, где нет такой власти, нет и защиты закона, и поэтому всякий имеет право защищать себя собственными силами. Ибо нельзя предположить, что при установлении верховной власти кто-либо отрекся от своего права на сохранение своей жизни, ради сохранения которой установлена верховная власть. Но это относится лишь к тем, кто не участвовал в свержении власти, оказывавшей им защиту. Ибо такое свержение – с самого начала преступление.

Незнание естественного закона ни для кого не может служить оправданием. Источником всякого преступления является или недостаток понимания, или какая-нибудь ошибка в рассуждении, или неожиданная сила страстей. Недостаток понимания есть незнание. Ошибка в рассуждении есть ошибочное мнение. Незнание опять-таки может быть троякого рода: незнание закона, незнание суверена, незнание наказания. Незнание естественного закона ни для кого не может служить оправданием. Ибо предполагается, что всякий человек со зрелым умом знает, что он не должен делать другому того, что он не желал бы, что бы было сделано по отношению к нему. Поэтому, в какую бы страну человек ни пришел, он совершает преступление, если он делает что-либо противное законам этой страны. Если человек приезжает в нашу страну из Индии и убеждает у нас людей принять новую религию или учит их чему-либо ведущему к неповиновению законам нашей страны, то, как бы человек ни был убежден в истинности своего учения, он совершает преступление и может быть по всей справедливости наказан за него, и не только потому, что его учение ложно, но и потому, что он совершает то, чего он не одобрил бы в другом, а именно в том, кто прибыл бы в его страну и пытался бы там изменить религию. Однако незнание гражданского закона может служить оправданием для человека в чужой стране, пока этот закон ему не объявлен, «бо до того гражданский закон не может иметь для него обязательной силы.