Левиафан, или Материя, форма и власть государства - Страница 75

В-третьих, так как способность давать советы зиждется на опыте и на долгом изучении и нельзя предположить, чтобы кто-нибудь имел опыт во всех тех делах, знание которых необходимо для управления большим государством, то человек может считаться хорошим советчиком лишь в таких делах, в которых он не только весьма сведущ, но о которых много думал и которые много раз взвешивал. Так как мы видим, что задачей государства является обеспечить народу внутренний мир и защиту против внешнего нападения, то эта задача требует глубокого знания склонностей человеческого рода, прав правительства и природы справедливости, законов, правосудия и чести, каковое знание не может быть приобретено без изучения. Но эта задача требует также знания силы, средств и местных условий как своей страны, так и соседних, а также склонностей и намерений всех народов, с которыми можно каким-либо путем прийти во враждебное столкновение, каковое знание опять-таки может быть приобретено лишь благодаря богатому опыту. И не только вся совокупность этих познаний, но каждое из них в отдельности предполагает известный возраст и наблюдения пожилого человека и необычное прилежание. Особенность ума, необходимая, чтобы давать советы,– это, как я уже указывал раньше (в главе VIII), способность суждения. А различие людей в этом отношении проистекает из различия воспитания, ибо одни люди приспособлены воспитанием к изучению одной отрасли знания или одного дела, другие – другой. Когда для выполнения какого-нибудь дела существуют безошибочные правила (как для создания машин и зданий – правила геометрии), тогда весь опыт мира не может сравняться по ценности с советом того, кто изучил или открыл эти правила. Но там, где таких правил нет, лучше всего может судить о каком-нибудь специальном круге вопросов и соответственно является лучшим советчиком тот, кто имеет наибольший опыт в этой области.

В-четвертых, чтобы быть способным давать совет государству в делах, касающихся другого государства, необходимо быть знакомым со всеми сведениями и документами, поступающими из этого другого государства, а также со всеми трактатами и другими политическими договорами, заключенными между своим и другим государствами, о наличии каковых знаний у человека может судить лишь представитель государства. Отсюда можно видеть, что те, кто не призван в совет, не могут дать хорошего совета в таких случаях.

В-пятых, при одинаковом числе советчиков человек получит лучший совет, выслушивая каждого порознь, а не всех вместе. Во-первых, слушая их порознь, вы имеете совет каждого из них, между тем как в собрании многие из них дают свой совет путем да или нет или руками и ногами, движимые не собственным мнением, а красноречием других, или боязнью обидеть своим несогласием некоторых ораторов или все собрание, или боязнью показаться менее понимающими дело, чем те, кто аплодировал противоположному мнению. Во-вторых, в многочисленном собрании не могут не оказаться такие люди, интересы которых противоположны интересам государства, и так как эти интересы воодушевляют их, а воодушевление делает их красноречивыми, то своим красноречием они внушают другим свой совет. Ибо страсти разрозненных людей умеренны, как жар одной головни; в собрании же они являются как бы многими головнями, воспламеняющими друг друга (особенно когда они разжигают друг друга речами), дабы поджечь государство под предлогом оказания ему помощи советом. В-третьих, слушая каждого человека отдельно, мы можем прерывать его и возражать ему и таким путем подвергать испытанию, когда это необходимо, правильность его доводов и основания его совета, чего нельзя делать в собрании, где человек при всяком трудном вопросе бывает больше поражен и ослеплен разнообразием речей по интересующему его вопросу, чем информирован о том пути, по которому ему следует идти. Кроме того, в многочисленном собрании, созванном для совета, непременно найдутся некоторые, кто из честолюбия хочет считаться красноречивым и сведущим в политике и дает свой совет, сообразуясь не с интересами дела, предложенного обсуждению, а с желанием пожинать аплодисменты своими цветистыми речами, испещренными цитатами из разных авторов; с их стороны это, по меньшей мере, дерзость, ибо они отнимают время от серьезного обсуждения, чего легко можно избежать при совещании в узком кругу. В-четвертых, при обсуждении дел, которые надлежит сохранить в тайне (таковы многие государственные дела), советы многих, а особенно в собраниях, опасны. Поэтому многочисленные собрания вынуждены передавать такие дела более узким собраниям, состоящим из лиц, которые наиболее сведущи в этих вопросах и преданность которых не вызывает сомнений.

В заключение мы спросим: разве найдется где-нибудь такой горячий сторонник советов большого собрания, что он стал бы просить у него совета или пользоваться таким советом тогда, когда речь идет о женитьбе детей, о том, как распорядиться своими землями, о своем домоводстве, об управлении своим личным имением, особенно в том случае, когда между членами такого собрания имеются его недоброжелатели? Человек, который устраивает свои дела при содействии многих и разумных советников, советуясь с каждым из них в отдельности по тем вопросам, по которым соответствующий советник является наиболее компетентным, поступает наиболее разумно и похож на того, кто, грая в теннис, пользуется содействием способных помощников, расставленных в надлежащих местах. Наилучшим образом поступает также тот, кто пользуется исключительно своим собственным умом, как в теннисе тот, кто совершенно не прибегает к содействию помощников. Но тот, кто ищет совета в своих делах у собрания, решение которого зависит от согласия большинства, каковое решение обычно тормозится из зависти или своекорыстия несогласной частью, поступает наихудшим образом. Такой человек похож на игрока, которого везут к мячу хотя и хорошие игроки, но на тачке или на чем-нибудь другом, тяжелом самом по себе и замедляемом еще разногласием во мнениях и несогласованными усилиями тех, кто его тащит, причем замедляемом тем больше, чем больше число лиц, прилагающих к этому руку, а больше всего тогда, когда среди них имеются один или несколько, которые желают, чтобы играющий проиграл. И хотя верно, что много глаз видят больше, чем один, однако это можно применить ко многим советчикам лишь в том случае, когда окончательное решение находится в руках одного человека. При отсутствии этого условия бывает совсем наоборот. Ибо много глаз видят одну и ту же вещь по-разному и склонны смотреть в сторону своей собственной выгоды. Вот почему стрелки, не желая промахнуться, присматриваются, правда, обоими глазами, но прицеливаются лишь одним. И вот почему большие демократические государства всегда держались не открытыми совещаниями собраний, а или благодаря объединявшему их общему врагу, или популярностью какого-нибудь их выдающегося человека, или каким-нибудь тайным немногочисленным советом, или взаимной боязнью заговоров. Что же касается маленьких государств, как демократических, так и монархических, то никакая человеческая мудрость не может их сохранить дольше, чем продолжается взаимная зависть их могущественных соседей.