Левиафан, или Материя, форма и власть государства - Страница 12

Тем не менее те, кто не обладает никаким научным знанием, находятся в лучшем и более достойном положении со своим природным благоразумием, чем люди, которые вследствие собственного неправильного рассуждения или доверия к тем, кто неправильно рассуждает, приходят к неправильным и абсурдным общим правилам. Ибо незнание причин и правил не так отделяет людей от достижения их целей, как приверженность к ложным правилам и принятие ими причины того, к чему они стремятся, того, что является причиной не этого, а скорее чего-то противоположного.

Заключаем. Свет человеческого ума – это вразумительные слова, однако предварительно очищенные от всякой двусмысленности точными определениями. Рассуждение есть шаг, рост знания – путь, а благоденствие человеческого рода

– цель. Метафоры же и бессмысленные и двусмысленные слова, напротив, суть что-то вроде ignes fatui, и рассуждать с их помощью – значит бродить среди бесчисленных нелепостей. Результат, к которому они приводят, есть разногласие и возмущение или презрение.

Благоразумие и мудрость, их различие. Если богатый опыт есть благоразумие, то богатство знания есть мудрость. Ибо хотя мы обычно обозначаем именем «мудрость» и то и другое, однако римляне видели различие между prudentia и sapientia, приписывая первое свойство опыту, а второе – знанию. Чтобы сделать более ясной разницу между этими свойствами, приведем следующий пример. Предположим, что один человек обладает природной способностью и ловкостью в применении своего оружия, а другой сверх этой ловкости приобрел знание того, как он может ранить противника или быть раненным им при всяком возможном положении и способе защиты. Способность первого будет относиться к способности второго, как благоразумие к мудрости: обе эти способности полезны, но вторая – непогрешима. Тот же, кто, доверившись лишь авторитету книг, слепо следует за слепым, подобен человеку, доверившемуся ложным правилам учителя фехтования: он самонадеянно отваживается выступать против врага, который либо убьет, либо посрамит его.

Признаки научного знания. Некоторые из признаков научного знания достоверны и безошибочны, другие недостоверны. Достоверны, когда тот, кто претендует на обладание знанием какой-либо вещи, сам способен учить этому, т. е. вразумительно доказать другому правильность своего притязания. Недостоверны, когда лишь некоторые частные явления соответствуют его претензии и вследствие многих случайностей оказываются такими, какими, по его утверждению, они должны быть. Признаки благоразумия все недостоверны, ибо невозможно замечать путем опыта и запоминать все обстоятельства, которые могут изменить успех. Но признаком безрассудства, презрительно называемого педантизмом, является то, что человек, не имеющий в каком-либо деле безошибочного знания, необходимого для успеха в этом деле, отказывается от собственной природной способности суждения и руководствуется общими сентенциями, вычитанными у писателей и подтвержденными многочисленными исключениями. И даже среди тех людей, которые на совещаниях по государственным вопросам любят показать свою начитанность в политике и истории, весьма немногие делают это в своих домашних делах, где затрагиваются их частные интересы, ибо они достаточно благоразумны в отношении своих частных дел. В общественных же делах они больше озабочены репутацией собственного остроумия, чем успехом дела.

ГЛАВА VI. О ВНУТРЕННИХ НАЧАЛАХ ПРОИЗВОЛЬНЫХ ДВИЖЕНИЙ, ОБЫЧНО НАЗЫВАЕМЫХ СТРАСТЯМИ, И О РЕЧАХ, ПРИ ПОМОЩИ КОТОРЫХ ОНИ ВЫРАЖАЮТСЯ

Органические и произвольные движения. Животным свойственны двоякого рода движения. Одни называются органическими (vital), они начинаются с самого рождения и беспрерывно продолжаются в течение всей жизни, как-то: циркуляция крови, биение пульса, дыхание, пищеварение, питание, испражнение и т. п. Все эти движения не нуждаются в помощи представления. Другие суть анималь-ные движения (animal motion), иначе называемые произвольными движениями (voluntary motion), как, например, ходить, говорить, двигать каким-нибудь из наших членов в соответствии с тем, как это сначала представлялось в нашем уме. В I и II главах мы уже указывали на то, что ощущение есть движение в органах и во внутренних частях человеческого тела, вызванное действием вещей, которые мы видим, слышим и т. д., и что представление есть лишь остаток того же движения, сохранившийся после ощущения. И так как хождение, говорение и подобные произвольные движения зависят всегда от предшествующей мысли: куда? каким путем? и что? – то очевидно, что представление есть первое внутреннее начало всякого произвольного движения. И хотя необразованные люди не представляют себе движения там, где двигающаяся вещь невидима, или там, где пространство, в котором она движется, неощутимо (вследствие своей малости), однако ни то, ни другое не мешает тому, что такого рода движения существуют. Ибо пусть будет пространство как угодно мало, то, что движется по более обширному пространству, частью которого является это малое пространство, должно сначала двигаться по этому малому пространству. Эти малые начала движения внутри человеческого тела до их проявления в ходьбе, говорении, ударе и других видимых действиях обычно называются усилием, (endeavour).

Влечение (Appetite). Желание. Голод. Жажда. Отвращение. Это усилие, будучи направлено в сторону того, что его вызвало, называется влечением или желанием, причем последнее имя является общим, а первое часто употребляется в ограниченном смысле для обозначения желания пищи, а именно голода и жажды. А когда усилие направлено в противоположную сторону от чего-нибудь, оно обыкновенно называется отвращением.